Предсказуемая неудача саммита лидеров Соединённых Штатов и Северной Кореи не удивила аналитиков и специалистов по региону. Обе стороны рассчитывали получить максимум уступок от оппонента, категорически не желая сдвигаться со своих собственных позиций. Желания председателя КНДР Ким Чен Ына были вполне очевидны – добиться отмены санкций и открытия рынков, одновременно оставив в арсенале ядерную бомбу. Ключевой задачей президента США Дональда Трампа являлся ровно противоположный результат – сначала ядерное разоружение, потом, может быть, всё остальное. Итог дипломатического противостояния очевиден: впереди новый кризис.
Однако теперь Дональд Трамп (над которым на родине вновь нависла угроза импичмента) может с чистой совестью возвращаться к риторике «огня и ярости» с тем простым доводом, что он честно испробовал все дипломатические возможности.
Осторожный оптимизм Трампа изначально разделяли далеко не все и в Соединённых Штатах, и в Азии. Если в Сеуле выказывают умеренную поддержку заокеанскому союзнику, то в Токио и раньше резко выступали против уступок. Отказ Кима станет доводом в пользу южнокорейских и японских атомных программ и дополнительной конфигурации ПРО.
Сможет ли Север совершить экономическое чудо без доброй воли американцев? Едва ли. В распоряжении Ким Чен Ына есть, конечно, значительные трудовые ресурсы крестьянского населения, способные стать начальным драйвером экономического рывка, повторив пример Южной Кореи образца шестидесятых годов ХХ века. Но у Ким Чен Ына не будет тех возможностей, рынков и инвестиций, которые имелись у южнокорейского диктатора Пак Чон Хи в начале его знаменитых реформ.
Едва ли готов Ким-Третий позволить и оппозицию, которая действовала на Юге даже в самые жестокие годы авторитарной военной диктатуры. Слишком большой эффект принесёт такое новшество в стройную тоталитарную систему КНДР.
И естественно, Ким Чен Ын не откажется от ядерной бомбы. Фактически она служит единственным противовесом экономической и военной мощи Южной Кореи. В то же время диктатор вряд ли всерьёз рассчитывал стать своим в американском лагере и он не пойдёт на разрыв отношений с Китаем. Пример Чаушеску, ругавшего СССР и усердно заигрывавшего с НАТО, в итоге оказавшегося чужим для обоих полюсов «холодной войны», более чем показателен.
Сравнение с «процветающим Вьетнамом», которое позволил себе Трамп накануне в «Твиттере», тут едва ли уместно, так как Ханой имел готовую к рыночным реформам инфраструктуру и знакомых с ней людей, находившихся в бывшем Южном Вьетнаме, более развитом, чем социалистический Север.
В Северной Корее ничего подобного нет. Попытка оживить собственные капиталистические элементы, выразившаяся в разрешении мелкого семейно-кооперативного предпринимательства, упёрлась в идеологический потолок, которого не существовало у Юга времён Пак Чон Хи, когда тот всеми силами и деньгами поощрял мелкий и средний бизнес. И дело не в догматах «чучхе», которые всегда можно (пример – Саудовская Аравия, разрешившая День святого Валентина) изменить. По обе стороны стола переговоров все понимают, что появление настоящего массового предпринимательства приведёт и к политическим изменениям и большей открытости Севера, что ранее случилось в Китае и Вьетнаме. Но с неизвестными последствиями для коммунистического режима, ибо отличия и от Китая и от объединённого Вьетнама велики.
Для Трампа — Северная Корея лишь часть большой сделки с Китаем и шаг к полноценному G2. Провал саммита просто вернёт ситуацию к началу 2017 года. И в политике и в экономике.
