К пятидесятилетию выхода в свет романа В.А. Кочетова «Чего же ты хочешь?»
Пятьдесят лет назад в трёх осенних книжках московского журнала «Октябрь» был опубликован роман В.А. Кочетова «Чего же ты хочешь?» И следом за публикацией началась травля писателя, принявшая поистине извращённые формы. Пока в ЦК КПСС шли письма за подписями разгневанных академиков, советские писатели сочиняли на Кочетова пародии и упражнялись в оскорблениях коллеги и товарища по перу. Но самое интересное, что страсти по поводу Кочетова не улеглись и по сей день. К каждому более или менее подходящему юбилею, к каждой удобной дате появляются в печати антикочетовские филиппики.
Как ни странно, но чуть ли не самая здравая оценка роману была дана в газете «The New York Times», сообщившей вскоре после публикации «Чего же ты хочешь?», что «Всеволод А. Кочетов, редактор главного консервативного журнала в Советском Союзе, написал новый роман, в котором герои с любовью смотрят назад, в сталинское время, а злодеи – это советские либералы, которые совращены западными идеями и товарами и являются антисталинистами». Именно так всё и было. Отметим только, что роман Кочетов написал по собственному почину, изложив собственные суждения и взгляды, поделившись с читателем своей тревогой и личным отношением к происходящему вокруг. Те же, кто выступал и выступает за свободу слова, печати, взглядов и мнений, набросились на писателя как самые заправские сатрапы и самодуры.
Но если возмущение Твардовского, написавшего после выхода романа, что «Чего же ты хочешь?» – «это уже никакая не литература, даже не плохая, – это общедоступная примитивно-беллетристическая форма пропаганды подлейших настроений и “идей” с ведома и одобрения», ещё можно понять (ниже мы разберёмся почему), то современные нападки на Кочетова трудно поддаются логическому объяснению. Да и у Твардовского хотелось бы спросить: а что, «Один день Ивана Денисовича» – это не «примитивно-беллетристическая форма пропаганды»? Да и вообще странная постановка вопроса: в литературе такое множество жанров, что произведение может быть любым, и памфлет в этом смысле ничем не хуже сатиры или притчи. Главное в литературе, как и в любом другом искусстве, – как сделано. Конечно, хорошо написанное произведение может служить злу. Но это будет совсем другой разговор.
И всё же больший интерес вызывают именно современные «критики» Кочетова, лишний раз подтверждающие, что российский либерализм – это секта, что никакая истина либералов не интересует, что воистину российский либерал – это «враг или дурак», либо действительно не понимающий и не желающий видеть очевидного, либо действующий по чьему-то наущению и, разумеется, не безвозмездно. Более того, вся декларируемая либералами свобода – это блеф, это защита интересов своей секты и полное безразличие ко всем остальным.
Либеральные «критики» Кочетова очень напоминают «критиков» Мастера из романа Булгакова: «что-то на редкость фальшивое и неуверенное чувствовалось буквально в каждой строчке этих статей, несмотря на их грозный и уверенный тон Казалось, что авторы этих статей говорят не то, что они хотят сказать, и что их ярость вызывается именно этим». Такое ощущение возникает, в первую очередь, при чтении современных ненавистников Кочетова. Так, например, в 2004 г., то есть спустя 35 (!) лет после опубликования романа, редакция журнала «Октябрь» обратилась к писателю Е. Попову с просьбой высказаться по поводу романа и прокомментировать «особо выдающиеся фрагменты этого произведения». Уже то, что «Октябрь» напечатал статью Попова, отнюдь не красит журнал, поскольку как-то слабо соотносится с представлениями о порядочности. Ведь как бы то ни было, как бы ни относились вы к Кочетову, но он – часть истории вашего издания. И в своё время именно он поддержал В. Шукшина, В. Фирсова, Ф. Алиеву, В. Санина, Ф. Чуева, А. Губина, И. Волгина… Попов же начал своё творение с оскорблений давно умершего, а соответственно ничего не могущего возразить, человека. Да так разошёлся, комментируя «Чего же ты хочешь?», что не побрезговал своеобразными угрозами, выразив надежду, что на том свете Кочетову подобающе ответят люди, на которых тот намекнул без должного почтения в романе. Ну да, Кочетов резко отозвался о Б. Зайцеве и Р. Гуле. И что? Может быть, г-н Попов не в курсе, что писала эмигрантская пресса о Советской России? В обмене любезностями нет ничего нового и удивительного. Ну, намекнул Кочетов без симпатий на В. Шукшина и А. Охрименко. Что за беда? Не нравился ему фильм Шукшина или песня Охрименко точно так же, как Попову не нравится роман самого Кочетова. С тою лишь разницей, что Кочетов резкость суждений обосновывал несколько убедительнее, чем это делает г-н Попов. И неужели никогда наш комментатор не сталкивался в литературе с подобными историями? Неужто не знал, что в «Бесах» Достоевский в самом неприглядном виде изобразил Тургенева, а Чехова чуть не вызвал на дуэль Левитан, прочитав рассказ «Попрыгунья»? Наконец, Булгаков нарисовал групповую карикатуру на коллег-литераторов. И что? Разве г-н Попов возмущается? Разве желает, чтобы Маяковский или А. Барто разобрались на том свете с Булгаковым? Нет. Значит, дело тут не в борьбе за принципы, не в гневе праведном, а в чём-то другом.
После статьи Попова журнал «Октябрь» разместил отрывки из пародий на «Чего же ты хочешь?», написанные вскоре после выхода романа С. Смирновым и З. Паперным. Пожалуй, единственным недостатком обоих опусов стало отсутствие закадрового смеха. Иначе понять, где надо начинать смеяться, почти невозможно.
В 2009 г., уже к 40-летию выхода романа, на сайте «Частный корреспондент» появилась статья писателя Д. Драгунского, по приёмам более похожая на манипуляцию, нежели на исследование. Среди прочего г-н Драгунский приводит показательный, с его точки зрения, эпизод. Оказывается, Кочетов собирал старинный фарфор. И вот после выхода «Чего же ты хочешь?» домой к писателю явился В.А. Солоухин, которого Кочетов вывел в романе под маской поэта-русофила Саввы Мироновича Богородицкого, и фарфор перебил. Причём испугавшийся Кочетов прятался в спальне, пока Солоухин громил его квартиру. И вот интересно, как должны были развиваться события, чтобы вызвать уважение к Кочетову у г-на Драгунского? Представим, что Кочетов не прятался в спальне от Солоухина, а сломал трость и самого его вышвырнул из квартиры. Но, думается, в этом случае писатель Драгунский отозвался бы о своём герое как о буйном сумасшедшем или, на худой конец, как об опасном скандалисте. И всё бы это сопровождалось отсылкой к внутреннему разладу Кочетова, к борьбе пропагандиста с писателем, проявляющей себя агрессией и буйством.
Кстати, г-н Драгунский покривил душой даже там, где речь зашла о непривлекательности Саввы Мироновича Богородицкого. Савва Миронович, подобно Солоухину, колоритно окал и всюду носил с собой старинную табакерку с изображением Екатерины II – монархист Солоухин не расставался с перстнем, на котором окружающие узнавали профиль Николая II. Но непривлекательность Саввы Мироновича вовсе не в том, что он, как утверждает Драгунский, «называл царей-кровопийц по имени-отчеству, угнетал колхозников у себя на даче и жрал чеснок, так что воняло вокруг. Мало того: просил знакомого художника разрешения прийти к нему в мастерскую, когда тот обнажённую натуру пишет; хотел на голую бабу поглядеть при свете». Непривлекательность-то совсем в другом! Ведь Кочетов прямо пишет, почему не симпатизирует русофилам и почвенникам: да потому что не считает их искренними, потому что видит в них опасность и угрозу социализму, потому что многие из них, по слову Булгакова, «типичные кулачки по своей психологии, тщательно маскирующиеся под пролетариев». И разве сегодня можно упрекнуть Кочетова в неправоте? Ведь сегодня известно больше, нежели полвека назад. Известно, например, что один из таких почвенников-русофилов всю жизнь, оказывается, страдал по отнятому большевиками заводику; другой ненавидел советскую власть из-за расстрелянных родственников; третий призывал распустить колхозы и отказаться от той самой «разной сельхозтехники», потому как она-де землю режет, больно ей делает, он же со временем призвал распустить СССР; четвёртый выступал против ГЭС, сам не отказываясь, однако, от электричества и прочих благ цивилизации, включая литературные премии из рук сомнительных персонажей. Ну и в чём был неправ Кочетов? Каждый из этих людей звал «вернуться к истокам», а по сути – звал назад. Никто не предлагал ничего для будущего, каждый грезил неведомым ему прошлым, почему-то полагая, что там, в этом прошлом, должно быть лучше, чем в настоящем. Но вернуться в прошлое ни в каком случае нельзя, а потому и в призывах этих смысла нет ни на грош, и вреда больше, чем пользы. Так и понимал Кочетов русофильство, а точнее – лжерусофильство: «Многие носятся теперь с этой их стилизованной Россией. Самовары, тройки, русская зима, русские блины, кокошники, медовухи… Облекая современность в псевдорусские формы, люди профанируют настоящее русское, подлинное русское Подчёркнуто, с нажимом рассуждая о России, о русском, Богородицкий делает не доброе, а злое дело. Маслом кашу не испортишь! Но культура нации – не каша!» Настоящее русофильство – это уважение к истории страны и попечение о её будущем. Всё остальное – от лукавого. И не может не понимать всего этого г-н Драгунский.
Прошло вот уже полвека, как увидел свет роман «Чего же ты хочешь?», а критики до сих пор не уймутся, продолжая хаять и клеветать, не гнушаясь при этом манипуляциями и откровенной габунивщиной. Чуть ли не хорошим тоном стало писать о «Чего же ты хочешь?», что роман, конечно, плохой и скучный, что редкий читатель дочитает до середины книги, а сам Кочетов – писатель так себе. Но что уж такого плохого в этом романе, кроме нападок на тех, с кем по идейным соображениям был не согласен Кочетов, никто так и не объяснил. Прежде всего, скучным его нельзя назвать. Напротив, Драгунский прав – это авантюрный роман с закрученным сюжетом, несколькими переплетающимися линиями и весьма разнообразными, узнаваемыми персонажами.
Да, роман не идеален. Но идеального вообще на свете не так уж и много, к тому же, у романа есть как слабые, так и сильные стороны. А уж после проверки временем, его по праву называют пророческим. Да, конечно, выводы Кочетов делал на основании логики, а не интуиции или ясновидения. Но, однако, другие не просто не сделали до сих пор тех же выводов, но и обрушились на самого Кочетова, явившего правоту и прозорливость.
Вспомним содержание романа. В Советский Союз, по заданию лондонского издательства «New World», приезжает группа искусствоведов для подготовки большого альбома по русскому искусству. Внешне всё чинно-благородно, но у каждого «искусствоведа» есть свой скелет в шкафу. Так, руководитель группы Уве Клауберг – бывший эсэсовец и неонацист. Умберто Карадонна – никакой не Карадонна, а сын русских эмигрантов Сабуровых, приятель Клауберга, тоже служивший в СС, хотя и раскаявшийся впоследствии. Специалист по России Порция Браун и фотограф Юджин Росс – вероятно, связаны с ЦРУ и претворяют некую американскую программу, это солдаты холодной войны, чья задача – противопоставить немецкой топорности американскую хитрость и расчётливость. Это уже внуки эмигрантов из России, молодое поколение, не имеющее ничего общего с родиной предков и не терзающееся подобно Сабурову-Карадонне. Их задача – собирать информацию, а попутно – подрывать устои советского общества. Ведь «лучшие умы Запада работают сегодня над проблемами предварительного демонтирования коммунизма, и в первую очередь современного российского общества». А разве это не так? Разве мы не видели всё это своими глазами в конце 80-х и в 90-е гг.?
Кочетова обвиняли в шпиономании. Но главная шпионка романа, Порция Браун, списана с реального человека. Прототипом её стала не Ольга Андреева-Карлайл, как принято думать, а Патриция Блейк – американская корреспондентка, сотрудничавшая с журналом «Encounter». Блейк, как и персонаж Кочетова, занималась русской культурой, переводила молодых советских поэтов либерально-прозападной ориентации, помогала издавать их книги за границей, взяла у Кочетова интервью. В романе используются материалы Блейк – описывая встречу Порции Браун с молодыми литераторами, Кочетов фактически пересказывает статью из того же «Encounter». Журнал, к слову, издавался в Великобритании при участии ЦРУ и МИ-6. Сегодня поддержка ЦРУ левой антисоветской интеллигенции во времена холодной войны уже не является ни для кого секретом, как и участие Лэнгли в публикации «Доктора Живаго», а также в финансировании ряда западных журналов. Была или нет Патриция Блейк кадровой шпионкой, сказать сложно. Но её прямое или опосредованное сотрудничество с ЦРУ – это факт. Так что обвинения Кочетова в шпиономании тоже неправомерны и неуместны.
В романе Кочетов колоритно изобразил не только приехавших «искусствоведов», но и честных коммунистов, беспринципных карьеристов, бывшего гитлеровского пособника, пёструю советскую молодёжь, писателя-соцреалиста, лжерусофилов-националистов. В целом же роман написан неровно. Есть яркие образы, интересные, правдоподобные сцены, но есть и непроработанные линии, как, например, линия Клауберга, который непонятно зачем явился в Москву. Если Карадонна-Сабуров действительно готовит альбом, Юджин Росс делает свои фотографии, заодно устраивая регулярные пьянки, а Порция Браун вовсю совращает юношей и юниц, то Клауберг вообще неизвестно чем занят. Некоторые сцены, как, например, описание Италии в самом начале романа, картины жилища и образа жизни Ии или Жанночки выписаны точно, живо, естественно. Другие, напротив, грешат схематизмом и непроработанностью. Такова, пожалуй, сцена стриптиза Порции Браун. Но послушать критиков, так получается, что Кочетов – едва ли не единственный писатель, которому что-то не вполне удалось. Этакий казус, позор семьи, выставивший советскую литературу на всемирное посмешище.
Да, в романе есть и пропаганда, Кочетов рассуждает, кто и как намеревается сокрушить коммунизм, советскую систему. Но ведь таковы и задачи романа, содержание вполне отвечает избранной автором теме и форме – памфлету, а точнее – художественному памфлету, идеологическому «роману с ключом». А разве сочинения Солженицына – это не пропаганда? И разве не кривит душой автор «Случая на станции Кречетовка», описывая, как в самом начале войны молодой лейтенант задерживает подозрительного гражданина, и обвиняя бдительного лейтенанта в моральном уродстве, обусловленном культом личности? Так где же хвалёная свобода, демократия, плюрализм мнений? Почему тот, кто отстаивает советскую систему – бездарный, плохой писатель; а тот, кто выступает против советской системы – напротив, как писали и пишут критики, «великолепный мастер… новый большой писатель», даже если он пишет ложь вымученным языком? Драгунский говорит прямым текстом: «Репутация автора создаёт его текст. Чего ждать от главного врага Твардовского, борца с “Новым миром”, ненавистника демократии и принципиального сталиниста? От писателя, занимавшего, по справедливому определению “Википедии”, консервативно-просоветские позиции?» Получается, от человека, занимающего консервативно-просоветские позиции, ничего хорошего ждать не приходится; что враг Твардовского – это враг всего прогрессивного человечества. Вот такая вот демократия. Слишком очевидно, что дело тут не в литературе.
Нужно вспомнить, что советское общество, как и современное российское, было довольно разнородным в плане идейных предпочтений. Была официальная идеология, но кроме идеологии были разные официальные и неофициальные идеи. Среди сознательных советских граждан встречались сталинисты, почвенники-националисты, либералы-западники. Кто-то считал, что расслабляться нельзя, что и в холодной войне нужна неусыпная бдительность, что страна окружена врагами и по мере построения социализма, классовая борьба только обостряется; кто-то предпочитал окать и грезить прошлым, а кто-то настаивал на сближении с Западом и приобщении к западной демократии и рынку, уверяя, что классовая борьба – это анахронизм. Но холодная война была реальностью. А противостояние спецслужб – больше, чем темой для шпионских фильмов. И западные спецслужбы действительно делали ставку на советских почвенников, убедивших себя, что раньше в деревне едали «картошку – целыми сковородами, кашу – чугунками, а ещё раньше, по-без-колхозов, мясо – ломтями здоровыми»; и либералов, мечтающих о рынке, безработице и платном образовании. В конце концов, либеральная мечта осуществилась, да и почвенникам никто не мешает грезить по-без-колхозными временами и подсчитывать убытки столетней давности. Только сталинисты вместе с Кочетовым оказались ошельмованы. Но в 60-е гг. Кочетов не молчал, активно выступая против идейных противников. Так, например, в начале 60-х между журналами «Октябрь» и «Новый мир», а другими словами, между Кочетовым и Твардовским, шли ожесточённые споры. Причём Кочетов настаивал, что «Новый мир» – вредное и даже опасное издание. По его мнению, журнал Твардовского навязывал кулацкую идеологию, исподволь вытесняя из сознания советских людей само понятие советскости. Молодые умы, считал Кочетов, «Новый мир» отравляет ядом нигилизма, критиканства, снобизма, мелкотравчатости, заурядности. Разумеется, Твардовский и его сторонники не отмалчивались, называя Кочетова то мракобесом, то хулиганом и обвиняя в наступлении на всё передовое и новое.
Вернёмся к сюжету «Чего же ты хочешь?» и вспомним название издательства, патронировавшего поездку искусствоведов-шпионов. «New World» или «Новый мир». Другими словами, Кочетов не просто смоделировал в романе некую ситуацию, он продолжил таким образом полемику с «Новым миром», почему Твардовский и назвал его роман «общедоступной примитивно-беллетристической формой пропаганды подлейших настроений». Ведь Кочетов иносказательно говорил, что «Новый мир» – это троянский конь контрреволюции, это ловушка для простодушных советских людей. Под видом просвещения «Новый мир» впускает в общий дом врага. Эсэсовские преступники, эмигранты, ненавидевшие СССР, шпионы и диверсанты, еврокоммунисты-оппортунисты – так видел Кочетов Запад, с которым заигрывал «Новый мир». Роман Кочетова – это не абстрактный памфлет, не возмущение некими злодеями с намёками на конкретных лиц, это прямая атака Кочетова на журнал, возглавляемый Твардовским. Возможно, если бы роман не содержал прямое указание и откровенные нападки на вполне определённый объект, на трибуну и ядро советского либерализма, то и реакция на него была бы другой. Но тогда либералы сплотились. Консультант фильма «Обыкновенный фашизм» (в романе Кочетов и на фильм намекнул, имея в виду, что его авторы, говоря о фашизме, подразумевают советский строй) Э. Генри составил письмо на имя Л.И. Брежнева и собрал под ним подписи академиков и писателей. Письмо, в котором говорилось, что Кочетов своим бездарным произведением науськивает рабочих на интеллигенцию, чернит общество и рисует нечистоплотную карикатуру на советскую молодёжь, попало к секретарю ЦК КПСС, курирующему вопросы идеологии, истории и культуры П.Н. Демичеву. Но прежде, чем с письмом ознакомились все секретари ЦК, оно оказалось у В.А. Голикова, помощника Генерального секретаря ЦК КПСС по вопросам внутренней политики и сельского хозяйства. Прочитав «письмо академиков», Голиков обратился к Брежневу. Он отметил, что письмо написано теми, кто занимается подобными рассылками регулярно, причём всегда с целью запугать всех «сталинизмом». А далее Виктор Андреевич совершенно справедливо отмечал, что возмутившиеся Кочетовым почему-то не возмущались ни зверствами Израиля в Палестине, ни контрреволюцией в Чехословакии. Не было писем от возмущённых академиков в связи с деятельностью Солженицына, Гинзбурга или письмами Сахарова. Не жаловалась интеллигенция, когда в «Новом мире» гуманными, мечтающими об искусстве и о любви изображались фашистские бонзы. Зато в отношении Кочетова извращено всё. «Одно можно сказать, – писал Голиков, – что роман Кочетова, видимо, точно попал в цель. А эта цель – определённые уродства, которые встречаются в жизни нашего общества. Они справедливо беспокоят Кочетова и многих советских людей. То, что Кочетов изобразил в виде романа, можно прочитать во множестве писем, поступающих в ЦК, редакции газет и журналов. Эти уродства, конечно, не характеризуют нашего общества. Кочетов первый писатель, который сделал попытку обнажить эти язвы, эту ржавчину, встречающиеся, к сожалению, нередко на теле нашего общества». Голиков подчеркнул, что кроме группы из двадцати подписантов да ещё трёх или четырёх писателей, не жаловался на Кочетова ни один колхозник, рабочий или интеллигент.
Помимо Голикова за Кочетова вступился Шолохов, написавший Брежневу, что «не надо ударять по Кочетову. Он попытался сделать важное и нужное дело, приёмом памфлета разоблачая проникновение в наше общество идеологических диверсантов. Не всегда написанное им в романе – на должном уровне, но нападать сегодня на Кочетова вряд ли полезно для нашего дела».
Атакованные Кочетовым в романе либералы не добились его снятия с поста главного редактора журнала «Октябрь». Но роман никто больше печатать не стал. Ни одно советское издательство не взялось опубликовать столь нашумевшую книгу. Роман выпустили в Великобритании, Италии, Китае. И лишь в 1970 г. по личному распоряжению Первого секретаря ЦК Компартии Белоруссии П.М. Машерова «Чего же ты хочешь?» напечатали в Минске. Но, как говорят, почти весь тираж был скуплен и уничтожен. В 2015 г. роман вышел в двух книжках «Роман-Газеты». Сегодня «Чего же ты хочешь?» можно найти в интернет-библиотеках. Но, несмотря на печальную судьбу, роман и по сей день остаётся одним из самых обсуждаемых произведений советской литературы. И прежде всего потому, что Кочетов, по слову В.А. Голикова, «точно попал в цель». По прошествии полувека мы можем подтвердить это.
